Цыгане

Когда цыган Захар Челак проезжал со своей семьей через село Быстрик, то оно ему уж очень понравилось. И это было не удивительно. Ведь расположено в нескольких километрах от районного центра Бердичева, где имеется шикарный базар, железнодорожный и автобусные вокзалы. В своей кочевой цыганской жизни Захар встречал разные села – и богатые, и бедные. Но такого…

Челак подсчитал, что почти на сто тысяч населения Бердичева плотность золотых украшений на его жителях значительно превышает золотой запас Саудовской Аравии. А породистых лошадей в районе на каждый квадратный километр гораздо больше, чем в Шепетовке и Житомире. А это значит, что люди тут живут зажиточно и для его семьи будет работы непочатый край. Оставалось одно – купить в Быстрике дом и прописаться.

Надумано – сделано! Купив дом на высоком, красивом берегу реки, возле мостика, цыгане дали клятву на сельской сходке: не воровать у односельчан, а помогать колхозникам строить светлое будущее, которое находилось не так уж и далеко, на том берегу реки Гнилопять, за Красной Горой. Правда, некоторые присутствующие на сходке были против их проживания в Быстрике, в том числе секретарь партийной организации колхоза Николай Игнатьевич Шевчук и местный милиционер Михаил Стороженко. Но Захар привел пример, что лично видел по телевизору, как в Северной Корее, на площади в Пхеньяне, за воровство публично отрубили руку, и они, то есть жители села, могут поступить с ними так же.

Михаил Стороженко, прервав клятвенное выступление Челака, закричал с места:

– Товарищи колхозники! Хоть моя кличка в селе по странному совпадению Цыган, и я стою на страже Закона, но я самовольно дам пол-литра самогонки трактористу Ивасюку, чтобы он столкнул с обрыва в речку дом вместе с цыганами, если хоть что-то пропадет в Быстрике! Если они, то есть цыгане, будут сеять коноплю и мак, то я обязуюсь подыскать им в Бердичевской колонии строгого режима южную камеру и кусочек неба в клеточку.

Услыхав это и видя настроение колхозников, Челак уже был не рад, что сказал фразу о руке. Особенно пугал его взгляд Стороженко, лицо которого было темным от природы, как начищенный сапог Челака.

– Этот может не только руку отрубить, но и голову не пощадит, – подумал он.

Не нравилось Захару и то, как на него смотрел секретарь партийной организации. Шестьдесят лет, прожитых в условиях советской власти, сделали из Будулая неплохого психолога.

– Хотя у этого руководящего работника и доброе лицо, – думал Челак, – и, наверное, он умеет работать с людьми, но от него ничего хорошего не жди в случае нарушения клятвенного обещания. Правда, где-то далеко в душе у Челака теплилась надежда, что его семья не будет воровать в селе, ведь она видит и слышит, как быстричане относятся к ворам.

Но слово – не воробей…

Придя домой после колхозной сходки, Челак решил провести свое, домашнее цыганское собрание.

– Роза! – обратился он к дочери. – Ты чула, ше говорили колхозники про нас? Это тебе не Жмеринка, где ты умыкнула на вокзале золотую “шайбу” и “лопатник”. А мне пришлось дать взятку участковому, чтобы не возбуждали уголовное дело. Тут такэ нэ пройдэ!

– А ты, – свой взгляд Челак обратил на зятя Романа, – памятаешь, як пид Казатином в посадке заризав кабанчика, а нам сказал, что это был дикий? А?

– Так мине здается, папаня, ше этого кабанчика мы разом с вами и съели, – сказал с одесским акцентом Роман (сказывались три года, проведенные в Одесской колонии).

– Байстрюк, злодий! Да! Таки ел, таки кушал, – честно признался Будулай. – Но разве я говорю, что это хорошо, что это правильно? Нет! Я себя презираю за это. Ну, все, на сегодня хватит.

– А теперь слушайте сюда, – сказал погодя Челак. – Чтобы об этом я говорил два раза – первый и последний. В Быстрике не воровать!!! Ясно?!

На этом окончилось домашнее собрание.

…Николай Игнатьевич Шевчук долго не мог уснуть. Хотя и время позднее, а сон к нему не приходил. Нет, не потому, что на утро его пригласили на бюро райкома партии. Нет. За долгие годы работы секретарем он уже привык, что почти каждое бюро Клавдия Николаевна[1], первый секретарь, начинала с него. А то, что он в передовики не лез, да и задних не пас, знали все. С наглядной агитацией у него тоже всегда порядок. Планшеты, диаграммы, решения съездов всегда на видном месте, только даты подставляй. Ведь его друг, художник от Бога, Лева Бондарь старается. Этого шутника с тонким еврейским юмором знали далеко за пределами Житомирской области. Николай Игнатьевич вспомнил, как Лева возвращался с рыбалки в Ружине. На Комсомольском посту ГАИ Леву остановил молоденький лейтенант ГАИ. Медленно, не спеша, обойдя старенький, побитый, один из первых автомобилей в СССР “Москвич-401”, он подошел к Леве:

– Ваши права?!

– Хм, скажите, пожалуйста, какие могут быть права у бедного еврея?! У меня только обязанности.

– Так вы еще и выпивши? – лейтенант наклонился к Леве.

– Товарищ капитан (Лева автоматически повысил звание лейтенанту), вот вы такой красивый и такой умный, посмотрите на мой лоб, разве там написано, что я идиет? Нет. Так вы сами подумайте: кто трезвый может сесть за руль этого автомобиля, у которого нет тормозов? Вы сядете?

– …?

– Вот и я так думаю, – ответил Лева. Молоденький лейтенант еще долго смеялся ему вслед.

Вспомнив этот случай, Николай Игнатьевич так и не задремал. За окном начинало светать. Тихонько, чтобы не разбудить жену, он стал одеваться.

Открыв дверь коровника, Николай Игнатьевич почувствовал не запах молока, а сигареты.

– Надо найти сейчас сторожа и провести с ним беседу о противопожарной безопасности на ферме.

Не успел он подумать, как в глубине коровника мелькнули две тени.

– Передовикам полей и ферм мой пламенный привет!!! – крикнул Николай Игнатьевич. Но ответа не последовало.

– Странно, – подумал он, направляясь туда, где мелькнули тени. – И кто это может быть?

Возле коров стояли два ведра, наполненные молоком, но доярок возле них не было. Вместо них за коровами сидели цыгане – Роза и Роман.

– И что это вы здесь делаете в такую рань? А? Можете не отвечать. Я все уже знаю. И вообще, Роза, не смотрите так на меня своими большими и красивыми глазами, -обратился к ним Николай Игнатьевич и добавил: – Я сегодня ужасно выгляжу, не спал всю ночь.

– Так вот, мои цыганские красавцы, – продолжил он, – берите в руки ведра и с левой ноги к местному милиционеру Стороженко шагом марш!

Услыхав фамилию Стороженко, цыгане словно испарились в воздухе, оставив на месте преступления только вещественное доказательство – ведра, наполненные молоком.

Обойдя ферму и дождавшись доярок, Николай Игнатьевич рассказал им о случившемся.

– Так вот почему упали надои у моих коровушек, – сказала передовая доярка Нина, – а я думаю, что это с ними случилось?

Если бы не было рядом Николая Игнатьевича, Нина вспомнила б и Бога, и маму. И все это на фоне трехэтажного мата. Но сейчас рядом стоял секретарь партийной организации Шевчук. Поэтому Нина только еще раз повторила:

– Так вот почему упали надои!..

Николай Игнатьевич посмотрел на часы. Надо было уже спешить на бюро. Захватив вещественное доказательство, он направился в контору. Возле дверей фермы его ожидали пять цыганчат, которые хором скандировали:

– Шев-чук – злодий! Шев-чук – злодий! Вкрав видра у мамы и тата! Вкрав видра у мамы и тата!

Так они с криками провели его до самой конторы.

– Да, – подумал Николай Игнатьевич, – здесь надо решать. Или менять на ферме сторожа, или…

Через несколько месяцев после случившегося цыгане продали свой дом колхозу, а тракторист Ивасюк бесплатно своим мощным ДТ-74 развалил его. На месте цыганского дома колхозники построили цех по изготовлению шлакоблоков.

[1] Клавдия Николаевна – Філіпова Клавдія Миколаївна (1931-2010) – партійний функціонер, з 1975 по 1987 рік – перший секретар Бердичівського райкому КПУ. Клавдія Миколаївна дала путівку в життя багатьом талановитим керівникам, адже всі керівні кадри проходили школу трудового і партійного гарту, навчаючись при райкомі партії. У 2009 році Клавдії Філіповій присвоєно звання “Почесний громадянин Бердичівського району”.