Такое не забывается, или Два случая из жизни полковника Карповича

Карпович Александр Васильевич, бердичевлянин, полковник, кандидат военных наук, профессор Академии военных наук.

Все мы родом из детства. Из того счастливого и беззаботного детства, из которого детьми мы поскорее хотим уйти во взрослую жизнь, и куда неизменно хотим вернуться, будучи уже взрослыми.

В свое детство я возвращаюсь в снах и мыслях. Возвращаюсь тогда, когда уже понимаю, что жизнь моя, по сути, уже прожита, а все самое чистое и светлое осталось там, в далеком детстве. Мысленно возвращаюсь в него и тогда, когда навсегда теряю своих друзей, с которыми рос в одном дворе, учился в школе, делил нехитрые детские радости и обиды, казавшиеся тогда очень важными и существенными. Мечты и секреты детства, безобидные шалости, разбитое окно, ссадины и синяки, и даже первая выкуренная тайком сигарета – все это сохранилось в памяти на всю жизнь.

Нет возврата и к тем наивным и простым песням под гитару, ребячьей болтовне, да и просто к сокровенным мечтам о взрослой жизни, которыми каждый из нас делился друг с другом.

И только с высоты прожитых лет понимаешь, что, наверное, тогда и закладывалась основа той настоящей жизни, которая ожидала каждого из нас в будущем.

Среди нас, подростков, выделялся Саша Карпович, хотя и был моложе на несколько лет. Выделялся не только аналитическим умом, но и своей дисциплинированностью. Это его мы всегда единогласно выбирали своим лидером. Это он всегда хотел быть похожим на своего отца, кадрового военного, который и сыграл решающую роль в судьбе Саши, особенно – в выборе им профессии.

…Окна квартиры Карповичей в доме на “интендантском” городке выходили на артполк, поэтому после окончания школы Саше сам Бог велел поступать в Одесское артиллерийское училище, что он с успехом и сделал, окончив его с красным дипломом.

А тот факт, что в детские годы он волей случая попадал в разные мыслимые и немыслимые ситуации, а также веселые и порой не очень истории, к слову сказать, иногда и связанные с риском, наверное, Бог и предрешил окончательный выбор его будущей профессии. Они были связаны с поездками в самые горячие точки планеты.

Вот и сегодня, во время нашей встречи, по происшествии стольких лет все говорило о том, что жизнь его сложилась очень удачно, хотя и с большим риском. Ведь детские мечты – побывать и посмотреть мир – осуществились сполна. Что и говорить, наверное, нет ни одной страны мира, где при наличии военного конфликта требовались знания и умения нашего бердичевлянина полковника Александра Карповича.

И сейчас за чашечкой крепкого кофе, вспоминая нашу молодость, я убедился, что этот человек помимо всех своих добрых человеческих качеств, присущих ему, обладает еще одним: он – отличный рассказчик, в чем я неоднократно убеждался.

Грушко

На Широколановском полигоне, что под Одессой, закончились боевые артиллерийские стрельбы. Молодые командиры батарей готовили свои подразделения к погрузке в эшелон. Настроение у всех было отличное, особенно у Саши Карповича. Окончание учений совпало с его днем рождения. Правда, немножко огорчало то, что праздновать его надо будет в эшелоне, и Сашу, естественно, терзали мысли о том, как лучше организовать это мероприятие в походных условиях. Но все сомнения развеял его лучший друг, тоже выпускник Одесского артиллерийского училища, Шура Фишбейн.

Шура оказался в этом плане более практичным человеком. Он разъяснил, что в районе огневых позиций его батареи пасется огромное стадо баранов. Цена одного животного – всего десять рублей, что существенно дешевле магазинных продуктов. И уже через несколько минут, назначив вместо себя старших на батарее, на стареньком ЗИЛ-157 они ехали в район Шуриной батареи.

Торг был недолгим. Примерно через час баран, купленный за червонец с условием – вернуть чабану рога и копыта (волки задрали), был подвешен на трубе самодельного армейского умывальника.

Сияющий от счастья узбек (один из орудийных номеров) виртуозно разделывал тушку, предвкушая, что и ему что-то перепадет от праздника.

Карпович вместе с Фишбейном стояли в стороне и наблюдали за этой процедурой.

– Ты только посмотри, – причмокивая языком, приговаривал Шура. – Разве это баран – это же целая корова! Нет-нет, за этот червонец я тебе еврейскую свадьбу устрою, не то что день рождения.

Вдруг будто из-под земли появился командир дивизиона полковник Алексей Прокофьевич Грушко, крепкого телосложения, с кулаками, напоминающими чайники. Обладатель громогласного голоса, многоопытный, решительный, не затрудняющий себя выбором выражений и действий независимо с кем бы он не беседовал. По сути дела, Грушко абсолютно одинаково вел себя как с начальниками, так и с подчиненными.

– Карпович, что это за собака здесь висит? – спросил Грушко, указывая на тушку барана.

Саша, как только мог, объяснил замысел завтрашнего празднования дня рождения.

Грушко, взглянув на Карповича, как строгий учитель на не выучившего урок ученика, спросил:

– Небось за червонец купил?

– Так точно, товарищ полковник! – ответил Саша.

– Ну и дурак, – сказал Грушко, – это ж три бутылки водки. Всему вас, молодых, учить надо. – Ну-ка, Фишбейн, “санитарку” сюда!

Буквально через несколько минут Карпович сидел в автомобиле. Грушко занял место возле боковой двери, напротив него сидел начальник штаба Ласло Чекан, который прославился наличием пяти законных жен, и дивизионный врач Ладо Варламович. Шура Фишбейн примостился на боковом сидении.

Следует отметить, что дороги на Широкий Лан летом представляют собой сплошной, глубиной сантиметров на тридцать слой пыли. Естественно, за машиной образовалась пылевая завеса. Грушко проводил урок, как “брать барана”.

“Охотники” приблизились к стаду.

– Гари! – рявкнул Грушко водителю.

Машина резко рванула вперед и врезалась в стадо.

– Тормози! – заорал Грушко.

Машина остановилась. Плотное облако пыли закрыло все вокруг. Боковая дверка хлопнула, а затем в полной темноте началась какая-то возня.

Когда пыль рассеялась, Карпович увидел, как Грушко пытается сжать горло огромного волкодава, но тот подло старался вырваться и укусить полковника.

Беда Грушко была в том, что ему никто не помогал усмирить собаку. Фишбейн будто загипнотизированный стоял за спиной полковника, а Варламович, изловчившись, залез на носилки, закрепленные под крышей санитарки. А так, как ему уже ничего не грозило, то он спросил у Грушко:

– И что у нас тут, товарищ полковник, случилось?

Начальник штаба Чекан умудрился пролезть до пояса в передний отсек, то есть в узкое окно, соединяющее пассажиров с водителем. Он бы пролез дальше, да его не пускала толстая задница, которую прикрывали разорванные брюки. Чекан попробовал вернуться назад в салон, но уже не пускали руки. Да и ноги не доставали пол автомобиля.

– Карпович…, Карпович…, этот волкодав, этот волкодав,…– причитал Фишбейн.

– Что ты там бубнишь… твою мать! – вышел из себя “учитель”. – Держи лучше пса!

А тот скреб когтями руки Грушко и выскочить из машины естественно, не мог.

Карпович распахнул боковую дверь, но и это не помогло. Пес продолжал смертельное сражение. Саше ничего не оставалось, как позвать чабана.

Подбежавший чабан с трудом отозвал сторожевого пса и долго не мог поверить, что волкодав сам запрыгнул в автомобиль. Убедить его в этом не смог даже Грушко.

– Дуй в ближайшую деревню! – приказал полковник Карповичу. – И чтобы без огненной воды и закуски не возвращался.

Когда Саша вернулся, мир был восстановлен. Чабан разложил нехитрую молдавскую еду: брынзу, помидоры, фрукты. Нарезали подвезенную Карповичем колбасу, разлили водку. Праздник удался.

В лагерь, несмотря на разорванную одежду и полученные травмы, возвращались в хорошем настроении.

Фишбейн придерживал подаренную чабаном овцу, а Грушко поучительно объяснял молодым офицерам:

– Ну, поняли, салаги, как надо барана брать?! За бутылку взяли, а не так, как вы, за червонец.

АЗУ

В 1999 году судьба забросила Сашу Карповича на одну из “горячих” точек Африки.

Контракт заканчивался 1 января. По случаю празднования Нового года пальма была назначена елкой, один из переводчиков – Дедом Морозом, а другой – Снегурочкой. Аборигены, не взирая на рождественский пост, привезли огромную свинью, которая была заколота и мгновенно разделана на шашлыки. Кости пошли на хаш.

Шашлык запивали джином представители всех вероисповеданий. А поскольку праздник проходил под навесом, то аллах не видел, как правоверные мусульмане ели свинину. Впрочем остальные от них не отставали.

Утром переводчики разбудили Карповича и предложили отведать хаш, который варился на древесных углях всего ночь. Отведав хаша и запив его солидной порцией джина, Саша предложил своим друзьям искупаться в реке. Никто на его предложение не откликнулся. Очевидно, это было связано с тем, что к реке надо было спускаться в каньон глубиной метров сорок. А после купания, естественно, предстоял подъем на такую же высоту. Все это учитывая, а также то, что с утра ртутный столбик на термометре пересек отметку 40 и продолжал подниматься, энтузиазма у народа не вызывало. Купаться Карпович пошел один. Впрочем, понятие один – весьма условное. Учитывая военное положение, за каждым из миротворцев неотступно следовал абориген с автоматом – охрана. Саше на этот раз достался абориген, не говорящий ни на одном из человеческих наречий. Английский, на котором можно общаться с большинством аборигенов, был для него таким же далеким, как высшая математика.

В этой холодной горной реке Карпович многократно купался до выезда на фронт. Однако не учел, что за то время, когда он отсутствовал, в этом районе прошел сезон дождей.

Выйдя на берег и став на большой валун, Саша приготовился к прыжку в воду. Абориген удивленно взглянул на него и, улыбаясь, сказал: “Азу, азу”. При этом он показывал автоматом на воду.

Будучи в отличном настроении, Карпович ответил: “Азу well”. Потом добавил для убедительности: “Азу азу and gin – well”. После этого он прыгнул в воду. Вынырнув из ледяной воды, Саша взглянул на своего охранника и с ужасом увидел, что тот загоняет патрон в патронник.

Хмель мгновенно исчез. Нырнув поглубже, Саша поплыл ближе к берегу. Учитывая быстрое течение, за один нырок можно было проплыть не менее 50 метров. Вынырнув за очередной порцией воздуха, Карпович убедился, что охранник потерял его из виду, но достаточно резко прыгает по валунам и приближается к небольшому водопаду. Резко вынырнуть и выбить у аборигена автомат для Саши было простым делом.

Здесь необходимо объяснить, что Карповичу приходилось проходить парашютную подготовку с темнокожими. Чем выше поднимался самолет, тем бледнее становились наши соотечественники, а туземцы – фиолетовыми.

Когда Карпович вынырнул, то охранник напоминал по цвету колокольчик. Отбирать автомат было излишне. Трясущим стволом абориген показал на заводь под водопадом и повторил “азу”. И тут бледнеть настал черед Карповича. Под струями водопада этих самых “азу” было не менее пяти. Огромные крокодилы лениво дремали в заводи и ожидали, что же им бросит река. Видимо не в редкость река приносила им то антилопу, то козу, сбитую быстрым течением.

Когда Саша Карпович рассказал эту историю своему другу Гиладу – отважному полковнику израильской армии, вызывавшему огонь своей артиллерии на свой КП, окруженный арабами, тот, и слова не говоря, сел в свой джип и буквально через несколько минут вернулся с запотевшей бутылкой “Пушкина”. Ее они выпили за второй день рождения Карповича, который на всю оставшуюся жизнь запомнил урок иностранного языка.