День, как казалось Геннадию Зуброву, выдался по-майски чистым, светлым и солнечным. Хотелось петь, танцевать, смеяться и… жить. Но… если бы не очередная двойка в дневнике сына. Правда, не совсем хорошее настроение исправили двести грамм первоклассного первака, принятые во внутрь у соседки.
– Д-а! Если кто-то и умрет сегодня, то долго еще будет жалеть за этим днем, – медленно шагая на работу, думал Зубров, – мастер завода по ремонту вычислительной техники.
На работу он не спешил. Отсутствие каких-либо специальных знаний в области вычислительной техники его совершенно не смущало. Гена еще со школьной скамьи запомнил, что мастеру и не обязательно иметь какое-то специальное образование. Мастер производства должен руководить! Ставить перед подчиненными конкретные задачи, а потом и спрашивать за их выполнение. И все! Поэтому и не спешил. А куда спешить? Задачи и цели он еще вчера поставил перед рабочими, а они пусть их и выполняют!
Но Зубров был не простым мастером. Он был еще и активным общественником. Как член завкома профсоюза он возглавлял культурно-массовый сектор. Правда, его общественная работа сводилась лишь к своевременному выпуску поздравительной “Молнии” или… глубокого соболезнования.
Но Гена гордился и дорожил этим поручением. И хоть искусством художника он не владел, но все же навыки рисования постиг у своего приятеля художника-ретушера Вени Галицкого, с которым когда-то работал в городской типографии.
– Ты, Гена, не дрейфь! – говорил Галицкий. – Главное в работе художника – это отличить стакан от кисти, а дальше пойдет как с огурчиком.
Не успел Зубров переступить порог цеха, как к нему подбежал председатель завкома Петр Гуменюк.
– Где тебя черти носят?! – набросился на Гену председатель завкома. – Звонила Алла Гурская с вычислительного центра, завхоз умер, твой собутыльник, неделю в морге лежит, некому даже похоронить, а ты шляешься неизвестно где!
– Да я с сыном разбирался, – виновато ответил Зубров. – Ты представляешь, что он сделал, гад: мою фотографию наклеил на тетрадь по математике!
– А для чего? – удивленно переспросил Гуменюк.
А ему учительница сказала, что хочет посмотреть на того придурка, который помогал ему делать домашнее задание.
– Ты свои шуточки брось! – вскипел Гуменюк. – Митрич умер!
– Как умер?! – удивился Гена. – Я же с ним на прошлой неделе в бане парился. Он ничего мне не говорил, что собирается умирать.
– Вот старый козел, не предупредил меня. Тьфу! – сплюнул Зубров. – Знал бы, что откинется, так денег одолжил бы у него. Он ведь пенсию получил. Ко-зе-л!
– Кончай ругаться, иди к Гурской и получи семьдесят рублей. Купишь в универмаге покойному костюм. Катафалк с гробом будет ждать в час дня у морга. Встретимся на кладбище. Но не забудь рассчитаться за гроб и катафалк, – сказал Гуменюк.
– А что у Митрича родственников нет? – поинтересовался Гена. – У него же дочь где-то была.
– Дочь далеко, в Забайкалье, а адреса не знаем. Так что деньги в руки и вперед! – скомандовал председатель завкома.
– Семьдесят рублей – не большие деньги,– подумал Зубров, но за них можно не только похоронить, но и поминки устроить. Правда, если все делать с умом.
– Ты че, Гена, задумался? – спросил подошедший приятель Володя Петух. И, не дождавшись ответа, продолжил: – Я видел, ты деньги в кассе получал, одолжи до аванса трешку, а то что-то после вчерашнего морготно мне, трубы горят!
– Сейчас опохмелимся, – заверил Зубров. – Только Митрича с морга заберем.
– А давай раньше опохмелимся, а потом в морг. Страшновато как-то общаться с покойником на трезвую голову, – предложил Володя.
– Уговорил! – согласился Зубров.
– В забегаловке под названием “Хромая лошадь” с утра посетителей было мало. Заказав по двести, а потом еще по сто грамм и бокалу пива, поддерживая друг друга, приятели направились в морг.
Проходя мимо бочки с пивом, Петух предложил выпить еще по бокальчику за здоровье Митрича, на что Зубров ответил:
– Раньше думай о покойнике, а потом – о себе.
– Жадный ты, Гена. Деньги ведь не твои, а заводские, так что давай, колись! В аванс верну – век свободы мне не видать! – щелкнув ногтем большого пальца об зуб, заверил Петух.
Зубров и сам был не против пива, но первым не мог предложить Петуху. Ведь как-никак, а он все-таки пока еще мастер производства. А спаивать подчиненных во время работы не входит в обязанности руководителя.
– Давай! – согласился Гена. – Но только по одному.
Еще издали они увидели пританцовывающего возле катафалка водителя.
– Он что в туалет хочет? – спросил у Зуброва Петух. – Ну, дает! Нет, нет, ты только посмотри, как он притоптывает, как он танцует. Наверное, сейчас на коленях барыню плясать будет.
– Я вас сейчас потанцую! Я вам сейчас спляшу! – с криком и монтировкой в руках набросился на них водитель. – У меня через полчаса следующие похороны, мать вашу!.. Грузите своего “жмурика”?!
– Ты, братан, не ори, – заплетающим языком ответил Володя и, показав пальцем в небо, сказал: – Торопиться туда не на-до! Еще успеем. А, Гена?!
– Сто процентов! – согласился с ним Зубров. – Там сто грамм не наливают.
Видя, что приятели и не думают заходить в морг, водитель, держа в руках монтировку, медленно двинулся им навстречу с таким решительным лицом, что на их месте даже безногий побежал бы со скоростью торпеды. Но только не Зубров с Володей. Их этим на понт не возьмешь. Особенно Зуброва, который был не из робкого десятка. Однажды, работая еще в типографии, на общем собрании он дал дулю даже самому директору. Правда, в кармане. Но дал же, не струсил.
Водитель понял, что так их не возьмешь. Тогда его лицо стало зеленым, глаза налились кровью, и с криком “Мне терять уже нечего, за вас, падлы, больше двух лет не дадут!!!”. Он подбежал к впереди идущему Петуху и схватил его за ворот рубашки да так, что посыпались пуговицы на асфальт.
– Если сейчас вы не вынесете покойника с морга, – кричал водитель, – то, клянусь мамой, сами ляжете в этот гроб, но похоронный марш вы уже не услышите.
При этом он добавил совсем короткое предложение, где шесть раз упоминалось слово “мать”. И тут Зубров сообразил, что водитель не шутит и от него можно ожидать все, что угодно.
“Ведь этот чокнутый может и взаправду разнести голову монтировкой”, – пронеслось у него в голове.
– Ты, Володя, разберись тут сам со своим приятелем, а я пойду, – заплетающим языком пролепетал Гена и стал пятиться назад. – Ну, будь здоров, Петух!
– А ну в морг, кому сказал! – прорычал водитель и подтолкнул монтировкой к двери морга сначала Зуброва, а за ним – и Петуха.
Влетевши в тусклое, темное, холодное помещение, они увидели мирно дремавшего за столом санитара Федю. На звук открывшейся двери Федя-санитар тяжело поднял голову:
– Ваш заказ выполнил, – заплетающим языком доложил он. – Помыл, побрил и поодеколонил, хоть сейчас в ЗАГС.
Он указал на цементный стол с лежавшими на нем покойниками, покрытыми простынями.
Еще не привыкший к тусклому свету, Петух как-то тихо, нерешительно и со страхом промямлил:
– И где тут наш?
– Справа, – ответил Федя, и его голова заняла первоначальное положение.
Если бы не последний бокал пива, то Володя сообразил бы. Все, что у Феди справа, то у него слева. Но на это внимания не обратил.
– Ты понял? – обратился к Зуброву Петух. – Хорошо, что забыли купить Митричу костюмчик. Оказывается, его здесь уже и одели.
– Базара нет! – ответил Зубров. – Скажем, что купили в универмаге.
Вынося покойника из морга, Зубров заметил:
– Что-то Митрич полегчал, да и не похож на себя. Нет, нет, не похож.
– Так ведь не на курорте умер, а в больнице. Все мы меняемся после смерти, – с видом знатока и тяжело дыша ответил не очень физической подготовки Петух и добавил:
– Тащим быстрей, а то водила с монтировкой на нас смотрит. Козел!
– Базара нет! Козел он и в Африке козел! – пыхтя, согласился с ним Зубров.
Митрича везли на его же похорон со скоростью 80, умноженной на два. Последний раз бердичевляне наблюдали такую скорость, когда опергруппа во главе с начальником милиции Иваном Андреевичем Кострицей выезжала на захват особо опасного преступника. А за рулем милицейского “газика” был лучший водитель МВД Украины Коля Гришин. Но то на захват, а это на кладбище, можно было и потише.
– Вырву сейчас, ой вырву, – держась за крышку гроба, икая, причитал в грохотавшем катафалке Петух. – Ой, мамочка, вырву!
– И не вздумай, козел! Зачем же продукт переводить. Не на халяву пил, а за казенные деньги! – стараясь перекричать грохот катафалка орал Зубров.
– Тебе хорошо, ты привыкший! – сказал Петух.
– А ты, что – начинающий? – съязвил Гена. – Держись, брат, не сдавайся, нас везти так не будут!
– Угу! – промычал, не открывая рта, Володя.
Возле свежевыкопанной ямы стоял воинский оркестр, а рядом – группа автоматчиков для последнего салюта бывшему офицеру. Чуть в стороне, негромко переговаривались между собой бывшие сослуживцы и собутыльники усопшего.
– Задерживается наш Митрич, не спешит, – заметила Гурская.
– А куда ему спешить, если он с Зубровым. Пока все “генделыки” не объедут, раньше не жди, – ответил Гуменюк.
– Едет! Митрич едет! – радостно закричал кто-то из бывших собутыльников.
Из открывшейся задней двери катафалка не спеша показался и помахал как на трибуне присутствующим рукой Зубров, за ним – Петух. Но, увидав водителя, они быстро сгрузили гроб и установили на стоящую рядом подставку.
Доступ к телу был открыт.
Взглянув на Митрича, Гуменюк засомневался – Митрич ли это. Сомнение возникло и у Гурской.
– Да он это, он! – заверил Петух. – Просто похудел после смерти. Только что по сто грамм с ним еще пили. Правда, Гена?!
– Какой базар! Это наш Митрич! – подтвердил Зубров.
Под звуки траурной мелодии гробокопатели медленно опускали Митрича на постоянное его место жительства. Автоматчики передернули затворы “калашей”. Молоденький лейтенант поднял руку, но не успел скомандовать “Огонь”. На кладбищенской дороге показалась “Волга”. Она летела с такой скоростью, как в Шереметьево по взлетной полосе “ТУ-134”.
– Стойте!!! Не стреляйте!!! – кричал, высунувшись в окно, мужчина. – Не стреляйте!
Выскочив с автомобиля, он подбежал к могиле:
– Батя где? Где батя?!
– Ты че, братан, мешаешь нам обряд проводить? – качаясь на ногах, вырос перед мужчиной Зубров и положил свою руку на крышку гроба. – Ты это кто такой?!
– Куда дели батю?!! – схватив за грудь Зуброва, кричал пассажир. – Кто забрал с морга моего отца?!
Молоденький лейтенант, командующий взводом автоматчиков, увидев разъяренное лицо мужчины и боясь, что тот вот-вот выхватит с рук бойца автомат, показал на мигах, чтобы бойцы разбегались. Солдаты попались на редкость смышленые и за секунду, бряцая оружием, наперегонки побежали в сторону ближайшей посадки.
Музыканты, увидев, что гвардейцы бердичевской дивизии бегут, побросав инструменты, направились вслед за ними, но с таким выражением лица, вроде бы поинтересоваться, и куда это они, интересно, направились.
Хмель покидал голову Зуброва со скоростью вылетавшей пробки с бутылки шампанского. К Геннадию наконец дошло, что в гробу лежит не завхоз Митрич, а совсем другой усопший, которого они по ошибке взяли в морге. И если от водителя катафалка они отделались легким испугом, то сын покойника, глаза которого были опаснее гранаты, уложит его рядом со своим отцом. Зубров попытался сделать вид, что, гуляя по кладбищу, он сугубо интересовался жучками и бабочками. А к могиле подошел исключительно ради любопытства и открыл крышку гроба, чтобы поинтересоваться, не его ли знакомый там находится. И все!
Видя, что скандал может перерасти в огромный шухер, и тут без драки не обойтись, Гуменюк предложил:
– Вы нам – Митрича, мы вам – вашего отца. А то, что произошло недоразумение, так с кем не бывает. Даже легендарного разведчика Абеля обменяли на американского шпиона. А это…